Вопрос о динамике региональной экономической интеграции поднимается нечасто. Европейский союз двигался от таможенного союза к общему рынку, а затем к валютному союзу, что соответствовало описанным Б. Балашшей формам или степеням интеграции. Последний переход к более сложной форме состоялся 25 лет назад – при введении евро. Гипотетическая возможность транзита к самой сложной из описанных Балашшей форм интеграции – полному экономическому союзу с унификацией экономической и фискальной политики государств-членов – утрачена после конституционного кризиса 2005 года. Таким образом, общепринятая концепция стадий экономической интеграции выполнила свою научную миссию, и ныне её объяснительная сила близится к исчерпанию. Отсюда возникает потребность в новых представлениях, которые помогли бы проникнуть в суть региональной экономической интеграции первой половины XXI века. Данная статья выдвигает гипотезу больших циклов региональной экономической интеграции на основе двух теоретических предпосылок. Первая – региональная интеграция является коллективным инструментом глобализации, а не замкнутым, эндогенно индуцируемым процессом, ориентированным исключительно на получение хозяйственных выгод и преодоление узости национальных рынков. Развитие интеграции складывается под воздействием двух импульсов: внутреннего и внешнего. Реагирование на внешние вызовы – имманентная часть интеграционного развития. Вторая предпосылка – экономическая интеграция развивается не поступательно и линейно, а циклически. Периоды высокой активности сменяются затишьем и застоем, что происходит под воздействием внутренних и внешних процессов, а также в результате их наложения. История экономической интеграции в ЕС позволяет выделить три больших цикла: первый (1951–1984), второй (1985–2019) и третий (с конца 2019 года). Каждому циклу соответствует своя повестка и программа действий. Когда программа реализована, нагрузка на интеграционные механизмы возрастает, что под воздействием неблагоприятных внешних сил может приводить к снижению интеграционной активности и застою с признаками дезинтеграции. Переход к новой повышательной волне возможен в рамках нового цикла, что требует перезагрузки проекта на основе новой идеологии, целей и ресурсов.

Повышенная неопределённость и конфликтность на международной арене стимулируют центробежные тенденции внутри политических элит различных стран. Эти процессы, объединённые термином «межэлитная дивергенция», приводят, в частности, к образованию разделительных линий по вопросам внешней политики. Деградация связей между элитами проявляется в трёх стадиях дивергенции: сегментации, фрагментации и поляризации. Сегментация предполагает разделение элиты на группы с сохранением контактов между ними. Фрагментация указывает на более глубокий разрыв, при котором между элитами исчезают постоянные связи и кооперация становится ограниченной или ситуативной. Поляризация характеризуется полным разрывом коммуникации и формированием взаимоисключающих позиций. Раскрытие каждой из стадий дивергенции возможно при опоре на три ключевые переменные: согласованность, лидерство и интегрированность. Подобная классификация помогает частично избежать упрощения в оценке состояния элит. В статье применяется разработанная классификация к анализу дивергенции элит в Европейском союзе и США, а также рассматриваются разногласия внутри этих элит по отношению к России. В 2014–2022 годах они привели к сегментации и фрагментации элит Евросоюза по вопросу санкций, но не к их ослаблению. В США признаки поляризации были частично спровоцированы разделительными линиями по вопросу отношений с Россией и отразились в большей степени на внутриполитическом процессе. Несмотря на внешнюю противоречивость, преемственность общего курса американской политики сохранилась. Приводимые примеры показывают, что теория дивергенции позволяет зафиксировать глубину дискурсивных расхождений, при этом противоречия не предопределяют неизбежность политической дисфункции. Учёт стадий дивергенции даёт возможность выйти за пределы простой дихотомии «конфликт–кооперация» в рамках анализа межэлитного взаимодействия.

Изучение международно-правовых способов урегулирования межгосударственных споров имеет существенное значение для обеспечения мира и безопасности на международном уровне. Некоторые страны для решения своих разногласий с другими государствами обращаются в Международный суд ООН. В этой связи возникает вопрос: какими характеристиками обладают страны, подающие иск в международно-судебную инстанцию? Автор обратился к данным Международного суда ООН, проектов «Корреляты войны» и Polity 4. В работе при помощи бинарной логистической регрессии проверяются две рабочие гипотезы, основанные на теории рационального выбора и подходе, который рассматривает альянс как механизм по сдерживанию союзников. В результате проведённого исследования удалось установить, что более слабые в военном отношении государства чаще обращаются к международно-правовым способам разрешения межгосударственных споров. Подтвердилась гипотеза и о том, что такие формы разрешения споров особенно характерны для стран, не входящих в военно-политические альянсы, поскольку государства–члены одного и того же блока стремятся решать возникающие разногласия в рамках соответствующей межправительственной организации. Обнаружено положительное влияние диад с преобладанием континентальной системы права на практику обращения в международные судебные инстанции. Автор выявил отсутствие статистической значимости влияния демократических режимов на обращение в Международный суд для урегулирования споров, что связано с практикой применения услуг третьих сторон или посредничества для мирного разрешения своих  противоречий.

В данной статье рассматривается деятельность китайского агробизнеса на Дальнем Востоке России – прежде всего, в контексте продовольственной безопасности после COVID-19 (2020) и обострения «украинского кризиса» (2022), двух событий, которые в значительной степени нарушили глобальные цепочки поставок продовольствия, особенно кукурузы, сои и пшеницы. Так, после начала СВО Китай был вынужден возобновить импорт продовольствия из США, чтобы компенсировать потерю поставок с Украины, в то время как спрос на российскую сельскохозяйственную продукцию резко вырос в Китае, на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. Российский Дальний Восток с его географической близостью к Китаю в этом контексте приобрёл стратегическое значение. Отдельный интерес вызывает деятельность в регионе китайского агробизнеса. Опираясь на полевые исследования, проведённые в Приморском крае, Амурской области и Еврейской автономной области (2014–2019, 2022–2023), автор делает ряд выводов о положении китайского агробизнеса в регионе, имеющихся проблемах и тенденциях в их деятельности (главной из которых является постепенный отход от производства в пользу крупнооптовых закупок продукции, выращенной российскими компаниями). Анализ показывает, что ограничения производственных мощностей и инфраструктуры не позволяют российскому Дальнему Востоку полностью заменить украинскую кукурузу или американскую сою на китайском рынке: как с использованием китайского агробизнеса, так и без него. Однако преимущества региона – более короткие пути поставок в Китай и благоприятные условия для сои и риса без ГМО – делают его стратегически важным на карте торговли продовольствием в контексте китайского рынка. Учитывая стратегическое значение для Китая вопросов продовольственной безопасности, можно предположить, что спрос на сельскохозяйственную продукцию Дальнего Востока России сохранится и в будущем, что будет способствовать развитию региона и укреплению двусторонних торгово-экономических связей.

Статья посвящена демографическим изменениям в мусульманских общинах Западных Балкан. Основой исследования стали материалы новейших (2021–2024 гг.) переписей населения, проведённых во всех странах и территориях региона, кроме Боснии и Герцеговины. По обновлённым данным, общее число мусульман изучаемого региона составляет треть от всего населения. При этом численность местных общин неуклонно сокращается. Восходящий тренд по количеству мусульман продемонстрировали только Северная Македония и Черногория. Сокращение исповедующих ислам в регионе происходит на фоне общей депопуляции Балкан. Особо активная потеря мусульманского населения пришлась на последнее десятилетие. Промежуточные итоги позволяют пересмотреть прогнозы относительно численности мусульман в изучаемых странах к 2050 г. со всеми потенциальными социальными, экономическими, культурными и политическими последствиями. На данном этапе они представляются чрезмерно оптимистичными. Параллельно с этим процессом в регионе идёт сокращение численности общин других ведущих конфессий, в частности христианской. Помимо демографических тенденций, исследование сфокусировано на проблеме современного (само)позиционирования балканского ислама в более широком европейском контексте. Проведённый анализ позволил уточнить рубежи «исламского ренессанса» на Западных Балканах. Неопределённость нынешнего статуса ранее «автохтонного» для Европы балканского ислама продиктована изменениями её собственной социально-демографической структуры в течение последнего десятилетия в ходе миграции и последующей интеграции большого числа мусульман с Ближнего Востока. С учётом этой трансформации выделены отличительные черты балканского ислама в сравнении с европейским: чёткая приверженность идее светского государства – это общественный консенсус во всех балканских социумах; устройство жизни местных религиозных общин (многие из них стали относительным или абсолютным религиозным большинством); ещё не забытый ныне живущими поколениями уникальный опыт масштабной и глубокой секуляризации; сравнительно высокий показатель «социологических мусульман» – по происхождению собственному или семьи, но не по регулярной религиозной практике.

В 2024 г. состоялись десятые прямые выборы в Европейский парламент. В них приняли участие граждане всех государств–членов Европейского союза. Несмотря на устоявшуюся традицию проведения европейских кампаний, в научно-политическом дискурсе прочно укоренилось представление об их низкой значимости. В качестве подтверждения обычно используется ряд положений концепции национальных выборов «второго порядка». Цель данной статьи – оценить применимость этой концепции к кампании в Европейский парламент 2024 г. в Германии. В тексте рассматриваются статистические данные, позволяющие сопоставить результаты выборов «первого» (в Бундестаг) и «второго порядка» (в Европейский парламент). Они касаются явки, протестного голосования и результатов основных политических партий страны. Отдельное внимание уделено ключевым элементам нормативно-правовой и институциональной трансформации Европейского парламента, а также повлиявшим на результаты голосования политическим проблемам и внутрипартийным кризисам. Автор приходит к выводу, что в ходе голосований по избранию представительного органа ЕС 2014, 2019 и 2024 годов наблюдаются тенденции как постепенного роста интереса граждан к голосованию в Европейский парламент, так и снижения процента испорченных бюллетеней. Тем не менее по некоторым признакам выборы 2024 г. всё ещё можно характеризовать как второстепенные. Например, явка в 2024 г. была существенно ниже, чем в рамках предшествовавшей федеральной кампании 2021 года. При этом участники находящейся во второй половине своего срока правящей коалиции «Светофор» потерпели неудачу. Прослеживалось и протестное голосование как за евроскептиков, так и за еврооптимистов. Наконец, весомое значение имела совокупность экономических, энергетических, внешнеполитических и миграционных проблем, а также системный кризис партии «Левая».

Историческая память обычно изучается в контексте внутриполитических процессов – её роль на международной арене зачастую недооценивается. В настоящей статье предпринимается попытка рассмотреть этот феномен через концепцию «мягкой силы» на примере постсоветской Центральной Азии. Автор показывает, что такие игроки, как Турция, Иран, Индия, Китай и Россия, продвигают в регионе свои интересы, используя политику памяти в качестве одного из инструментов внешней политики. Каждый из названных игроков предлагает государствам региона транснациональный исторический нарратив («тюркский мир», «наследие Великого шёлкового пути», общая победа над нацизмом). В статье последовательно разбираются как преимущества «мнемонической мягкой силы» перечисленных субъектов, так и сложности, с которыми каждый из них сталкивается в ходе формирования транснациональных рамок памяти. Наибольшего прогресса добилась Турция, чей проект тюркского единства уже реализуется в виде конкретных мер по написанию совместных учебников истории, регулярному проведению научных форумов, а также культурных мероприятий. Меньше всего ресурсов «мягкой силы» в Центральной Азии имеется в распоряжении Китая. Отдельное внимание уделяется потенциалу российской «мнемонической мягкой силы». Автор приходит к выводу, что Москве сложнее, чем конкурентам, двигаться вместе с центральноазиатскими государствами к общей памяти о событиях времён имперской и советской истории. В то же время у российской стороны есть возможность выстраивать совместную память о Второй мировой войне, которая до сих пор вызывает значительный эмоциональный отклик в центральноазиатских обществах. По мере смены поколений в Центральной Азии и это конкурентное преимущество может быть нивелировано.

При каких условиях можно говорить об исчерпании потенциала использования санкций в условиях взаимозависимости между ЕС и Россией? Предметом исследования являются изъятия из торговых санкций, прописанных в Регламенте Совета (ЕС) № 833/2014 от 31 июля 2014 года. В работе предложена их типологизация: гуманитарные и дипломатические исключения, специальные оговорки для закрытия отдельных сделок, послабления для физических лиц и изъятия, вводимые из соображений экономической безопасности. В отношении последних проанализирована торговая статистика за 2021–2023 годы, рассчитаны темпы прироста экспорта из Российской Федерации в Европейский союз, использован индекс Херфиндаля–Хиршмана для анализа географической концентрации экспорта в пределах всего интеграционного блока. Результаты проведённого исследования позволяют идентифицировать возможные пределы использования санкций в отношении России. В этом случае уместно говорить о том, что разработка санкционных ограничений стопорится и происходит эффект «бутылочного горлышка». Изучение динамики данного эффекта позволяет проследить, когда происходит снижение эффективности санкционных мер ЕС в силу объективных причин. Термин «бутылочное горлышко» употребляется не потому, что санкционные меры неэффективны: взаимодействие Москвы и Брюсселя в отдельных областях подчиняется особой рыночной, а не политической логике. В работе выявлено три случая проявления данного эффекта: а) когда приоритеты ЕС по другим направлениям более значимы, чем стремление ослабить Россию; б) когда санкции не могут быть введены в силу гуманитарных соображений – в этом случае повышается риск военизации через меры тарифного регулирования; в) когда речь идёт о сохранении крупными странами ЕС отдельных элементов торгово-экономического взаимодействия с Россией, прочно сложившихся за годы формирования экономической взаимозависимости и слабо подверженных демонтажу в силу особенностей рыночной конъюнктуры.