Научно-технологические открытия всегда оказывали фундаментальное влияние на международные отношения. Если в XX веке наибольшее значение имели достижения в ядерной физике, то в начале XXI века основной движущей силой, трансформирующей природу международной политики, стала информационная революция и порожденный ею переворот в сфере электронных и Интернет-коммуникаций. В ближайшие десятилетия существенные последствия для мирополитических процессов приобретут открытия в области нано- и био-технологий, а также освоение новых видов энергии.

Вслед за Е. Скольниковым, авторы полагают, что влияние науки и технологий на международные отношения может проявляться в четырех различных измерениях:

• изменение архитектуры международной системы, ее внутреннего строения, ключевых принципов организации и отношений между ее участниками;
• преобразование ключевых процессов, протекающих в международной системе, в том числе дипломатии, войны, управления, экономических отношений;
• формирование новых областей международного взаимодействия, новых ограничителей и преимуществ в среде осуществления внешней политики, что включает в себя не только политические ограничения в международной деятельности, но и ограничения, накладываемые законами естественных и социальных наук;
• создание новых образов, на основании которых воспринимается международная политика, формирование условий информационной прозрачности функционирования международной системы, новых концепций и идей в теории международных отношений.

Помимо осмысления влияния научно-технологических открытий на мировые политические процессы, в статье исследовано экономическое измерение научно-технологического процесса, выявлены и обобщены риски и угрозы, связанные с развитием науки и технологий, а также основные направления международного сотрудничества в данной области. Особое внимание в статье уделяется информационной составляющей современной глобальной научно-технологической сферы.

Проанализированы роль и место России в мировом инновационном процессе.

Распад СССР не только обострил правовые, политические и территориальные противоречия на территории бывших союзных республик и между ними. Он сопровождался крушением советской идеологии на фоне образования этнократических государств и соответствующих им национальных идентичностей. Это привело к многочисленным внутригосударственным конфликтам – «конфликтам идентичности», в основе которых лежит феномен самоидентификации, опирающийся на этническую или религиозную принадлежность. Тем не менее подробное изучение эволюции и современного состояния этих конфликтов на постсоветском пространстве заставляет говорить не только о вопросе государственной (гражданской) или этнической идентичности, но и об идентичности более высокого порядка – надгосударственной или надэтнической. Яркий пример такого рода конфликтов – приднестровский.

В ходе урегулирования любого конфликта организация эффективного переговорного процесса, позволяющего выработать оптимальные решения для заинтересованных сторон, требует в первую очередь определения ключевых элементов конфликта и их содержательной проработки. В противном случае существующие противоречия могут по-разному пониматься сторонами, что существенно затрудняет переговорный процесс. Как следствие – годами сохраняющийся неурегулированный статус и перевод конфликта в «замороженное» состояние. Молдавско-приднестровский конфликт подтверждает и эту закономерность. Многотрудный поиск оптимальных подходов к решению этнополитических конфликтов, и в особенности – «конфликтов идентичности», осложняется ввиду отсутствия единого понимания того, что считать их системообразующими предпосылками. Вместе с тем очевидно, что при выработке планов урегулирования отношений между Молдавией и Приднестровьем необходимо учитывать оформившуюся к настоящему времени особую внеэтническую приднестровскую идентичность.

В статье рассматриваются особенности «конфликтов идентичности» на примере ситуации в Приднестровье с опорой на основные теоретические подходы. Изложен авторский взгляд на периодизацию этапов урегулирования, показаны наиболее проблемные вехи переговорного процесса; затронуты актуальные аспекты взаимодействия вовлеченных в переговорный процесс международных игроков; проанализированы предпосылки преодоления данного конфликта. Автор приходит к выводу о том, что одна из важнейших черт ситуации вокруг Приднестровья – одновременное наличие идентичностных, статусных и территориальных противоречий. Выведение приднестровского конфликта из «замороженного» состояния и урегулирование с учета его комплексной природы, может способствовать разработке эффективной и воспроизводимой в других похожих случаях модели преодоления «конфликтов идентичности».

В статье анализируется государственная политика на российском Дальнем Востоке в контексте политики РФ в АТР с акцентом на российско-китайских отношениях.

Неудовлетворительность демографической ситуации на Дальнем Востоке заключается не в дефиците «рабочей силы», а в ее невысоком качестве. Массовая иммиграция «соотечественников» из бывших среднеазиатских республик СССР только усугубляет эту проблему. Акцент и ро вание же на официальном уровне дефицита «населения» на Дальнем Востоке отражает унаследованное от советской эпохи отношение к гражданам как к ресурсу, необходимому для сохранения контроля над этим удаленным регионом. Автор исходит из того, что стратегические задачи сохранения устойчивого контроля над дальневосточными территориями и их сбалансированного развития не требуют ни многократного роста местной экономики, ни многократного роста внешнеторгового оборота. В качестве оптимального, но, к сожалению, умозрительного источника иностранной трудовой иммиграции автор указывает на Южную Корею. Вопрос же о приемлемости китайской иммиграции должен увязываться с объемом инвестиций кандидата в хуацяо в местную экономику. Экономические плоды активизации российской политики в АТР, по мнению автора, носят пока в основном локальный, приграничный характер. Что же касается масштабных проектов экспорта нефти и газа, их реализация зачастую не влечет адекватного мультиплицирующего эффекта в развитии соответствующих регионов, так как сопровождается существенными налоговыми льготами. Налицо и фактическое отсутствие федеральной политики развития приграничного сотрудничества и адекватного федерального законодательства в данной сфере. В том числе и поэтому имеют место выраженные диспропорции в развитии приграничных регионов России и Китая. Декларируется как приемлемая ситуация, в которой ни одна из стран – партнеров России, чьи хозяйствующие субъекты участвуют в разработке ресурсов Дальнего Востока, не обретала доминирующей роли в этой своей ипостаси. Оптимальным было бы выстраивание своего рода «концерта интересов» инвесторов и торговых партнеров – из США, Японии, Южной Кореи и, разумеется, Китая. 

В статье сделан акцент и на научно-аналитическом обеспечении государственных решений. Автор констатирует: восточный вектор российской политики актуализирован в то время, когда четвертое и пятое поколения китайского руководства постепенно дистанцировались от знаменитых 28-ми иероглифов Дэн Сяопина, что вводит в аналитический фокус вопрос о будущем позиционировании Китая в мире. Условия же, в которых «развивается» российское востоковедение сегодня, неадекватны вызовам реальности. Так, на фоне отмирания верхнего уровня российской китаистики имеет место сокращение конкурентной среды в китаеведческой аналитике. Необходимы государственные меры, которые повернут вспять процесс деградации российского востоковедения.

Вопрос обеспечения безопасности информационного пространства стоит сегодня особенно остро. Развитие информационно-коммуникационных технологий и глобальной сети Интернет связано с регулярным возникновением новых вызовов национальной и международной безопасности. В условиях открытости и свободы всемирной сети на передний план, помимо технологических угроз, выходят угрозы содержательные. Попытку обратить внимание мирового сообщества на эти вызовы предприняла Россия, представив в 2012 г. проект конвенции ООН об обеспечении международной информационной безопасности. Однако появление этого документа обнаружило коренные противоречия Запада и Москвы по вопросам регулирования информационного пространства. Центральное противоречие связано с разницей в подходах к соотношению безопасности и свободы действий в информационной сфере. Западные страны настаивают на недопустимости цензурирования Интернет-контента. Россия и ряд стран ШОС указывают на угрозы злоупотребления свободой во всемирной сети в целях дестабилизации социально-политической ситуации в отдельных странах. Опасения российской стороны представляются оправданными или, как минимум, заслуживающими совместного обсуждения и исследования. Вопрос использования возможностей Интернета для осуществления информационного влияния в интересах других стран и их политических элит наиболее уместно рассматривать в контексте информационной политики государств. Давно перестав носить сугубо внутриполитический характер, она включает официальный и неофициальный компонент, различающиеся по используемым методам. На примере информационной политики США, осуществляемой через глобальные Интернет-сервисы, автор приходит к выводу о существовании двух потенциальных аспектов их использования в интересах конкретных стран. Прежде всего, речь идет о возможностях технологического манипулирования информационной повесткой дня, что вкупе с измеримостью поведения пользователей в Интернете создает широкие возможности по управлению внешней аудиторией. Вместе с тем ключевой проблемой остается подавляющее преобладание США в качестве основного источника информационной повестки дня и содержательного наполнения глобальных информационных площадок. Как следствие доминирования в информационном пространстве контента, которое отвечает интересам одной страны, создается информационный дисбаланс. Без изменения соотношения информационного присутствия различных государств в Интернете сложно ожидать реформирования архитектуры регулирования мирового информационного пространства.

Вопросы информационной безопасности приобретают все большее значение в связи с постоянно возрастающим потенциалом информационно-коммуникационных технологий и возможностью их использования государствами в качестве эффективного оружия. Соединенные Штаты – родина Интернета и одна из наиболее технологически развитых стран – с середины 1980-х годов проводят трансформацию вооруженных сил и адаптируют их к новым вызовам и угрозам, активно интегрируя киберкомпонент. На вооружении американской армии находится самое передовое информационное оружие. Особый интерес представляет рассмотрение киберстратегии США, развитие которой во многом предопределяет глобальные тенденции использования ИКТ в военно-политических целях. Одна из ключевых задач для США – обеспечение возможности проведения не только оборонительных, но и наступательных операций против других государств как в военное, так и в мирное время, что, в свою очередь, ставит под угрозу международную безопасность и стабильность. Такая политика одного из лидеров на международной арене стимулирует гонку информационных вооружений и подталкивает другие страны к принятию военных кибердоктрин. Отсутствие общепринятых международных норм и правил поведения государств, регулирующих информационное противоборство, создает правовой вакуум. Сегодня международное сообщество стоит перед выбором пути формирования правового режима использования государствами ИКТ военно-политической направленности. В качестве основных альтернатив можно выделить американский подход, суть которого сводится к поиску общепринятых трактовок действующих норм и принципов обычного международного права, и российский подход, согласно которому, необходимо вести дело к разработке нового комплексного, юридически обязывающего документа, в котором были бы учтены все аспекты использования ИКТ в целях, несовместимых с задачами обеспечения мира и стабильности. При этом, несмотря на различия в позициях двух ключевых участников переговорного процесса по вопросам международной информационной безопасности, существующая зона компромисса, над расширением которой активно работают Россия и США, позволяет развивать двустороннее сотрудничество в области информационной безопасности, что в свою очередь обеспечивает важные договоренности на международном уровне.Вопросы информационной безопасности приобретают все большее значение в связи с постоянно возрастающим потенциалом информационно-коммуникационных технологий и возможностью их использования государствами в качестве эффективного оружия. Соединенные Штаты – родина Интернета и одна из наиболее технологически развитых стран – с середины 1980-х годов проводят трансформацию вооруженных сил и адаптируют их к новым вызовам и угрозам, активно интегрируя киберкомпонент. На вооружении американской армии находится самое передовое информационное оружие. Особый интерес представляет рассмотрение киберстратегии США, развитие которой во многом предопределяет глобальные тенденции использования ИКТ в военно-политических целях. Одна из ключевых задач для США – обеспечение возможности проведения не только оборонительных, но и наступательных операций против других государств как в военное, так и в мирное время, что, в свою очередь, ставит под угрозу международную безопасность и стабильность. Такая политика одного из лидеров на международной арене стимулирует гонку информационных вооружений и подталкивает другие страны к принятию военных кибердоктрин. Отсутствие общепринятых международных норм и правил поведения государств, регулирующих информационное противоборство, создает правовой вакуум. Сегодня международное сообщество стоит перед выбором пути формирования правового режима использования государствами ИКТ военно-политической направленности. В качестве основных альтернатив можно выделить американский подход, суть которого сводится к поиску общепринятых трактовок действующих норм и принципов обычного международного права, и российский подход, согласно которому, необходимо вести дело к разработке нового комплексного, юридически обязывающего документа, в котором были бы учтены все аспекты использования ИКТ в целях, несовместимых с задачами обеспечения мира и стабильности. При этом, несмотря на различия в позициях двух ключевых участников переговорного процесса по вопросам международной информационной безопасности, существующая зона компромисса, над расширением которой активно работают Россия и США, позволяет развивать двустороннее сотрудничество в области информационной безопасности, что в свою очередь обеспечивает важные договоренности на международном уровне.

В статье рассматривается вопрос правомерности отнесения прибалтийских государств и, в частности, Эстонии как страны, добившейся наибольших успехов в евроинтеграции, к постсоветскому пространству. Проанализированы выступления и интервью руководителей эстонского государства, новостные программы одного из ведущих каналов телевидения в течение года и содержание эстонских школьных учебников истории за весь постсоветский период. Хотя эстонские политики оценивают свою страну как «настоящего» члена ЕС, в отличие от «бедных родственников» из Южной Европы с их кризисами, коррупцией и финансовой недальновидностью, в символической сфере советское наследие еще далеко не преодолено. В официальном политическом дискурсе национально­государственная идентичность и парадигма развития страны по­-прежнему определяются через противопоставление с Россией. Новых оснований для выработки эстонской идентичности, нацеленной на интеграцию ее населения, по-­видимому, не возникло. Консервация политического дискурса эпохи распада СССР, его трансляция на разные социальные и поколенческие этажи общества через СМИ и прямое использование в индоктринации молодых поколений тормозит выход общества из постсоветского состояния и мешает включению внутренних механизмов развития. Несмотря на апелляцию к европейской принадлежности Эстонии, аргументы, используемые для обоснования эстонской идентичности, в самой Европе уже давно переосмыслены. Хотя Эстония по классификации «Фридом Хаус» относится к странам со свободными СМИ, подход, используемый эстонским телевидением при освещении событий в России, практически не отличается от многих других постсоветских стран. Содержание школьных учебников отражает политику формирования национально­государственной идентичности. История страны в значительной степени подменена историей титульной нации. Это предопределяет невозможность нейтрального или объективированного отношения к России. Представление о ней сводится к представлению о государстве, которое отождествляется с первыми лицами, распоряжающимися властью. Отчетливо проявляется тенденция запугивания населения для обеспечения контроля над общественным мнением. Таким образом, европейское пространство институтов причудливым образом накладывается на постсоветское пространство страхов и общественных настроений.

В отношениях России со странами Балтии сложилось множество мифов, предрассудков, ложных стереотипов. Один из них – миф об оккупации. В статье рассматриваются источники его возникновения, анализируется процесс вхождения Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР. Сложившаяся в Европе к концу 1930-х политическая ситуация, на наш взгляд, исключала возможность сохранения независимости прибалтийских республик. В короткий срок фактически вся континентальная Западная Европа оказалась под властью гитлеровской Германией. На европейском континенте Гитлеру мог противостоять только СССР. К началу Второй мировой войны прибалтийские республики оказались в составе Советского Союза. Процедура вхождения Латвии, Литвы и Эстонии в 1940 г. в состав Советского Союза рассматривается и интерпретируется в статье на основании международно-правового подхода. Четвёртая Гаагская конвенция 1907 года, подписанная 44 государствами, определяет оккупацию как следствие войны или военного конфликта. Так же определяет термин «оккупация» и более поздний источник международного права – Женевская конвенция 1949 года. Между Советским Союзом и прибалтийскими республиками войны или военного конфликта в 1940 году не было. Следовательно, не было и оккупации.

Это не снимает ответственность cо сталинского режима за репрессии, которые затем последовали в странах Балтии. После вхождения в состав Советского Союза значительная часть населения Латвии, Литвы и Эстонии пережила психологический шок. По существу, в массовом сознании населения стран Балтии произошло совмещение процедуры вхождения и его последствий.

Глобализация, социально-экономическая и политическая интеграция, информационная революция, охватившие, пусть и в разной мере, практически все страны, меняют политическое лицо мира. Сохраняя, а в некоторых случаях даже усиливая свою политическую дифференцированность и гетерогенность и продолжая развиваться по разновекторным траекториям, глобальный политический мир вместе с тем становится всё более целостным и единым, а составляющие его страны – всё более взаимосвязанными и взаимозависимыми.

В этих условиях чрезвычайно важно – и для политиков, принимающих стратегические решения глобального масштаба, и для политических аналитиков, решающих глобальные задачи – иметь перед умственным взором целостную (интегральную) и притом многомерную картину политического состояния мира на рассматриваемых этапах его исторического развития. Картину, фиксирующую глобальное состояние таких базовых политических измерений мира, как политическая система, политическая культура, политическое поведение, электоральный процесс, партийная система, политическое сознание, чтобы в итоге перед исследователем открывалась динамическая картина глобальной политической сети, образуемая множеством взаимосвязанных ячеек как состояний базовых измерений политической жизни присутствующих в мире наций-государств. Но ни общая политология, ни политическое страноведение, ни мировая политика как научные дисциплины не могут предложить такой панорамной картины, ибо не ставят перед собой задачи ее создания. Не может предложить её и сравнительная политология, хотя без её помощи получить искомое знание невозможно. Глобальная панорамная политическая картина мира могла бы формироваться, как представляется, в рамках отдельной политологической дисциплины с собственным объектом исследования и предметным полем. Называя эту дисциплину «мир-политологией», автор рассматривает в предлагаемой статье возможные пути её формирования и основные черты, которые она могла бы приобрести.

Рецензия на книгу: ДЖОНС, Брюс. Мы все еще лидер. Америка, растущие державы и противоречие между соперничеством и ограничением. Вашингтон: Институт Брукингса, 2014. 263 с.

Рецензия на книгу: Касаев Э.О. Катар в ХХI веке: современные тенденции и прогнозы экономического развития [предисловие академика РАН Н.П. Лавёрова]. М.: Международные отношения, 2013. 182 с.

Рецензия на книгу: Маффетоне С. К более совершенному миру: глобальная справедливость между Левиафаном и Вселенским городом. Рим: Изд-во Университета Луисс, 2013. 213 с.

В январе 1996 г. Евгений Михайлович Кожокин, тогдашний директор Российского института стратегических исследований, предложил мне работу заместителя директора в его Институте. Из затеи этой в конце концов ничего не вышло, но в процессе заполнения множества режимных и прочих анкет для этапа предварительного скрининга сам я волей-неволей должен был «с высоты лет» окинуть взглядом свою оф ициальную жизнь. Этот ретровзгляд показался мне самому любопытным и даже полезным – в смысле нужной каждому разумному человеку саморефлексии – и после двух лет ленивых откладываний я все же решился по крайней мере начать краткий абрис своей профессиональной биографии в той мере объективности, какой она мне самому таковой представляется.