Авторы статьи вводят читателя в проблематику специального выпуска журнала «Международные процессы», посвящённого ресурсному обеспечению и формам реализации внешней политики в современном мире. В статье проводится анализ существующих определений понятия statecraft. Оно также иллюстрируется посредством описания нескольких проблем, с которыми сталкиваются лица, принимающие решения (ЛПР), при выборе внешнеполитического инструментария и курса. Авторы полагают, что в основе определения понятия statecraft находятся типические цели, инструменты и методы действий государства, пытающегося повлиять на другое государство без использования военно-силового принуждения. В качестве примера дилеммы, возникающей при выборе внешнеполитических ресурсов, авторы рассматривают целесообразность чёткого публичного определения государством на официальном уровне своих «национальных интересов». Ясно сформулированные национальные интересы служат важным ориентиром и позволяют координировать действия внешнеполитической бюрократии, а также указывают государствам-соперникам на «красные линии». Вместе с тем процесс определения и объяснения национальных интересов общественности приводит ЛПР к необходимости сложного выбора между зачастую взаимоисключающими альтернативами. Такой выбор может иметь серьезную политическую цену внутри страны. Авторы рассматривают влияние технологических инноваций на ресурсное обеспечение внешней политики крупных стран. В статье описывается разновидность дилеммы безопасности, возникающей при выборе между немедленным использованием вновь изобретённой технологии в военных целях, с одной стороны, и воздержанием от гонки вооружений и эскалации существующих конфликтов – с другой. Авторы также анализируют преимущества и недостатки политики укрепления национальной идентичности как внешнеполитического ресурса. С одной стороны, сильная идентичность позволяет демонстрировать твёрдую приверженность занятым переговорным позициям. С другой же стороны, фиксированная негибкая идентичность сужает свободу манёвра государства на международной арене и часто не позволяет использовать перспективные формы и способы действий, поскольку они могут противоречить выбранной идентичности.
При помощи анализа «больших данных» авторы также показывают, что российский и американский дискурсы, описывающие конкуренцию крупных держав в современном мире, имеют больше
общего, чем можно было бы ожидать, учитывая различия позиций, традиций и заявленных интересов двух стран.

В международной политике широко распространены асимметричные альянсы, в которых крупная держава сотрудничает с заведомо уступающими ей по силе союзниками. Возникновение такого рода объединений в литературе объясняют формулой «гарантии безопасности за внешнеполитическую автономию», которая, однако, не раскрывает, в чём именно заключается выгода крупной державы от влияния на заведомо слабые страны. Настоящая статья призвана развить теоретические представления по этому вопросу и проверить их обоснованность на основе анализа российского опыта. Исследование решает две взаимосвязанные задачи. Во-первых, оно призвано углубить понимание российской внешнеполитической стратегии и роли различных инструментов военно-политического сотрудничества в обеспечении национальных интересов.
Во-вторых, оно позволяет проверить положения теории асимметричных альянсов, оценив их применимость к трудному для объяснения случаю.
Россия приняла на себя военно-политические обязательства в отношении ряда соседних государств на основе двусторонних соглашений и Договора о коллективной безопасности. На начало 2020-х годов она предоставляет гарантии защиты на случай нападения Абхазии, Армении, Белоруссии, Казахстану, Киргизии, Таджикистану и Южной Осетии. Таким образом, Москва полагается на асимметричные альянсы в отношениях с рядом близлежащих стран для извлечения преимуществ, связанных с проецированием силы, легитимацией её внешнеполитических инициатив, ограничением свободы манёвра конкурентов, а также стабилизацией собственного окружения. При этом она не стремится вступать в аналогичные альянсы с географически удалёнными партнёрами. Такая сдержанность сохраняется даже в отношении стран, с которыми Москва выстраивает привилегированное сотрудничество. Политика России свидетельствует о её высокой чувствительности к прямым расходам, вероятной упущенной выгоде и потенциальным рискам предоставления военно-политических обязательств. Хотя российский опыт выстраивания отношений с союзниками существенно отличается от американского, который в литературе нередко рассматривается в качестве модельного, тем не менее он подтверждает положения теории асимметричных альянсов.

Используя свои энергетические ресурсы для решения внешнеполитических задач, Россия и США задействуют разнообразные политические инструменты и практики, которые можно условно подразделить на «позитивные», «негативные», регулирующие рынки и усиливающие собственный потенциал страны. В статье делается вывод о том, что применение таких инструментов Россией и США связано либо с обеспечением энергетической безопасности, либо для достижения идеологически заданных политических целей. Эти две группы мотивов могут как совпадать, так и противоречить друг другу.
Для реализации соответствующих интересов Россия и США располагают разными инструментами, развитие которых в немалой степени стало результатом геополитических и экономических шоков: для США – резкого роста нефтяных цен в 1970-х, для России – центробежных геополитических тенденций после распада СССР. В качестве «негативного» инструмента США чаще всего используют санкции в отношении энергетических секторов оппонентов, тогда как наиболее сильнодействующим российским оружием становились ограничения поставок углеводородного сырья. Для обеспечения энергетической безопасности и усиления политического влияния обе страны выстраивают двусторонние взаимодополняющие отношения по линии «производитель–потребитель», а для стабилизации глобальных нефтяных цен в своих интересах участвуют в международных энергетических альянсах. В инструментальных целях также используется происходящая целенаправленно либо стихийно трансформация национальных энергетических секторов (например, консолидация под государственным контролем в России или «сланцевая революция» в США).
В большинстве рассмотренных случаев эффективность применения политических инструментов оказалась ограниченной. Нацеленные на энергетический сектор оппонента санкции и другие приёмы давления (особенно односторонние) сами по себе редко приводили к желательному изменению его политики. Ограниченные результаты для России и США принесло и выстраивание энергетических альянсов, которые не обеспечивают полноценный контроль над глобальны- ми нефтяными ценами и не отличаются представительностью и прочностью.

Экономические санкции стали определяющим инструментом во взаимоотношениях США и ЕС, с одной стороны, и России – с другой, после начала конфликта вокруг Украины в 2014 году. И Москва, и Вашингтон, похоже, ожидают, что санкции будут оставаться в силе неопределённо долго. Западные политики неоднократно вводили дополнительные ограничения, несмотря на отсутствие свидетельств того, что санкции сработали для достижения декларируемых целей. Подобное упорство парадоксально и требует объяснения. В данной статье исследуется природа и происхождение этого парадокса с использованием многомерного анализа действий и дискурса России и США с момента введения санкций в отношении Москвы, связанных с Украиной, в марте 2014 года. Мы выявляем фундаментальные различия в том, как стороны воспринимают целесообразность и стратегический контекст этих мер, обусловленные кардинальными расхождениями во взглядах Москвы и Вашингтона. Эти расхождения во взглядах потенциально способны усугубить риски неопределённости, возникающие при введении санкций, и привести к переливу конфликтности в другие сферы и соответствующему резкому росту издержек политики санкций для вводящей их стороны. Если не удастся изменить нынешнюю динамику, могут быть подорваны усилия по возобновлению стратегического взаимодействия США и России. Возможны и сценарии внезапной и опасной эскалации. Наш метод состоит в сопоставлении паттернов американских и российских действий на основе выборки событий из баз данных GDELT и ICEWS, а также на изучении западной экспертной литературы по санкциям и выступлений представителей различных групп российских элит. Предварительная аналитическая оценка контуров российской политики позволяет наметить новые направления для эмпирических исследований и разработки теории стратегических рисков введения санкций в условиях современного противостояния великих держав.

В настоящей статье разрабатываются теоретические подходы к оценке результатов инструментализации миграции и миграционной дипломатии в межгосударственных отношениях. В первом разделе представлен обзор рисков и проблем миграции с точки зрения литературы по международным отношениям и политической теории. В частности, миграция бросает вызов модели национального государства, на которой базируются устоявшиеся исследовательские традиции. Во втором разделе демонстрируется, как государство посредством секьюритизации использует миграционные потоки в качестве инструмента для подтверждения своих определяющих характеристик: укрепления национальных границ, легитимации государственного суверенитета и поддержания общественной безопасности. В третьем разделе обосновывается полезность концепции инструментализации (statecraft) для анализа миграции на двустороннем уровне. Посредством миграционной политики возможно причинять вред другим государствам, сдерживать их, усиливать переговорные позиции, повышать ставки в ходе конфликта. В последнем разделе статьи представлены исследования, демонстрирующие, каким образом США, Россия, а также некоторые государства–члены Европейского Союза пытаются использовать миграцию как внешнеполитический ресурс. Приведённые примеры показывают, что «управление» миграционными потоками может предприниматься в целях получения преференций в торговле, принуждения к сотрудничеству в асимметричных отношениях, способа выдвинуть политическую угрозу или повысить градус конфликта. Применение концепции statecraft к анализу миграции позволяет выявить преимущества этой концепции как инструмента анализа по сравнению с устоявшимися подходами к исследованию внешней политики. Например, попытки выявить долгосрочную стратегию государств посредством традиционного анализа внешней политики чаще всего не дают убедительных основооперационализируемых результатов; в то же время формы и методы управления ресурсами внешней политики государства остаются стабильными на протяжении длительного времени и могут служить надёжным ориентиром для наблюдателей.

В статье исследуется язык как инструмент внешнеполитического влияния, эволюция подходов к его использованию с течением времени, а также вопрос о том, остаётся ли он актуальным и допустимым в нынешней международной обстановке. Давая обзор использования языка как инструмента внешней политики с междисциплинарной точки зрения, авторы рассматривают роль языковой политики на разных этапах истории: от появления возможности у европейских государств принудительно создавать новую идентичность вокруг единого языка до выполнения имперской миссии – «просвещения» колонизированного населения в попытке обеспечить экономические и культурные блага колониальным державам на длительную перспективу. Успешно пережив процессы деколонизации, к началу XXI века языковая политика обрела новые формы и уже как элемент арсенала «мягкой силы» привлекается государствами для решения внешнеполитических задач сегодняшнего дня. Основываясь на анализе экспертных интервью и источников (как первичных, так и вторичных), авторы показывают, что вера в способность языка формировать лояльность к определённому государству на политическом уровне остаётся по-прежнему сильной, невзирая на то, что нормативный дискурс и средства реализации языковой политики в современных реалиях претерпели серьёзную трансформацию, в частности произошёл отказ от применения силы для продвижения языка, наблюдается почти тотальное доминирование английского языка, утвердилась норма защиты языковых меньшинств, а также происходят обусловленные глобализацией технологические изменения, ослабляющие роль языка в формировании политической идентичности и устойчивых внешнеполитических лояльностей и ориентаций.

На протяжении всего послевоенного периода Италия, несмотря на экономические проблемы и политическую нестабильность, оставалась ключевым игроком ЕС, членом «группы двадцати» и «группы семи», что наделяло её статусом великой державы. Не имея глобальных амбиций, Италия выступала влиятельным субъектом международных отношений благодаря аккомодационизму как основному поведенческому паттерну, а также инструментальному использованию ad hoc альянсов – прагматического подхода, делающего политику страны гибкой и непредсказуемой. Слишком мала для того, чтобы представлять опасность, но при этом достаточно велика, чтобы бояться самой, Италия не вызывала раздражения потенциальных партнёров, что сделало её универсальным союзником как в Европейском Союзе, так и за его пределами. Сотрудничая с Грецией в борьбе за отмену мер жёсткой экономии, с Испанией и Францией по вопросу введения коронабондов, с Венгрией по миграционной проблеме, Италия повысила свою значимость в глазах Парижа, Берлина и Брюсселя, нуждающихся в ней для обеспечения безопасности и солидарности. Стратегическое партнёрство с США – константа внешней политики Италии – позволяет последней чувствовать себя уверенно на международной арене. Один из наиболее преданных союзников Вашингтона, Рим предпочитает двигаться в фарватере его политики, даже когда это противоречит позиции географически более близких партнёров по Евросоюзу. Высокая степень лояльности позволяет Италии сохранять «свободу манёвра» во внешнеполитических вопросах настолько, насколько это не ставит под угрозу прочность оси Рим–Вашингтон. Тем не менее национализм администрации США Джозефа Байдена заставил Италию применить ad hoc альянс уже против Вашингтона, выбрав во временные союзники Пекин, сотрудничество с которым активно развивается на фоне участия Италии в инициативе «Пояса и пути», а также гуманитарного сотрудничества в борьбе с пандемией.

Россия и США в XXI веке. Особенности отношений / Под ред. Т.А. Шаклеиной. М. : Издательство «Аспект Пресс», 2020. 352 с.

Зеба Р. Внешняя политика и политика безопасности Польши. Проблемы совместимости с меняющимся международным порядком. Шпрингер Натуре Швейцария АГ, 2020. 280 с.