Бурное социально-экономическое развитие КНР привело к её превращению в крупнейшего мирового потребителя энергоресурсов. Более того, для России Китай стал приоритетным партнёром в энергетической сфере. Между тем китайские подходы к проведению энергетической политики динамически меняются под влиянием как внутренней трансформации страны, так и глобальных трендов переосмысления принципов формирования национальных энергетических комплексов. В частности, наряду со стремлением к обеспечению стабильных поставок сырья по приемлемым ценам всё большее значение приобретают вопросы снижения экологической нагрузки от ТЭК. Настоящая статья призвана оценить современное состояние китайской энергетики и политику Пекина по её дальнейшему реформированию. Авторы опираются не только на официальные документы и отчётные данные, но и на прогнозные оценки различных китайских аналитических центров, вносящих вклад в государственное планирование. Подобный подход позволяет оценить долгосрочные тренды развития энергетики КНР. Проведённый анализ свидетельствует, что энергетическая политика страны стала приобретать очертания после 2007 г. в связи с публикацией первой Белой книги по этой проблематике. Впоследствии был опубликован ещё ряд значимых программных и нормативных документов, конкретизировавших и корректировавших стратегию Пекина. Несмотря на последовательные усилия китайского руководства по планированию развития национального ТЭК, в отношении его будущего сохраняется существенная неопределённость. С одной стороны, приоритетным направлением энергетической стратегии КНР выступает стимулирование газовой отрасли. С другой – нехватка собственных запасов природного газа, добываемого традиционными способами, и сложности в освоении сланцевых пластов и иных альтернативных источников газа, которыми страна богата, побуждают часть китайских экспертов делать ставку на освоение возобновляемых источников энергии. Тем более что уже сегодня КНР выступает мировым лидером по производству соответствующего оборудования. Важнейшим вызовом для Китая (с учётом его экологических обязательств) выступает сохраняющееся  доминирование  угля  в  национальном  ТЭК.  Пекин  проводит  последовательную  политику по её сокращению и внедрению современных технологий в угольную отрасль, но проблема остаётся масштабной. Наконец, существенными резервами энергетической политики Китая выступают повышение энергоэффективности и международная экспансия китайских корпораций. Проведённый анализ свидетельствует, что на обозримую перспективу рынок КНР будет продолжать формировать запрос на импорт энергоносителей из России, что создаёт основания для дальнейшего наращивания сотрудничества.

В статье анализируется официальная помощь развитию, осуществляемая ФРГ в контексте её внешней политики. Автор уделяет внимание двум аспектам: взаимосвязи между помощью развитию и безопасностью и взаимосвязи между помощью развитию и экономическими интересами страны. Германия – один из крупнейших доноров в мире. В 1990-х – 2010-х годах немецкие институты помощи развитию претерпели трансформацию. Произошло уменьшение числа вовлечённых в эту деятельность институтов благодаря их слиянию; в конце первого десятилетия XXI в. были чётче разграничены обязанности в области помощи развитию между Министерством иностранных дел и Министерством экономического сотрудничества и развития. Также политика стала более сфокусированной на ограниченном наборе стран. В то же время, несмотря на рекомендации экспертов перераспределить средства и увеличить отчисления институтам многосторонней помощи (таким как ООН и Всемирный банк), Германия продолжает делать ставку на двустороннюю помощь. Проведённый автором анализ продемонстрировал, что деятельность ФРГ в области развития в значительной степени секьюритизирована. С одной стороны, она выступает как форма компенсации неучастия немецких военных в инициированных США операциях. С другой – германская помощь развитию направляется в те горячие точки, где дислоцированы немецкие военные. Напротив, анализ экономической мотивации в контексте помощи развитию не позволяет сделать однозначных выводов. Германия выступает одним из мировых лидеров по экспорту промышленных товаров, благодаря в первую очередь их конкурентоспособности, а не немецкой помощи. В то же время последняя традиционно фокусируется на тех секторах экономики, которые правительство ФРГ стремится активно поддерживать: технологиях в области защиты окружающей среды и энергетики. Более того, политиками прямо подчёркивается экономическая выгода института развития для германского хозяйства. Хотя Германия активно реализует проекты по поддержке экспорта развивающихся стран в развитые (aid for trade), серьёзного положительного эффекта, то есть увеличения импорта продукции из данных стран в ФРГ, не наблюдается.

За минувшие десять лет в отечественных исследованиях сформировался своеобразный культ количественных методов при изучении международных отношений. Их отсутствие начинает почти  автоматически  приравнивать  любую  статью  или  монографию  в  глазах  рецензентов к «публицистике» и даже эзотерике. Сторонники упора на количественные методы в изучении международных отношений обычно приводят три аргумента: 1) любая наука требует стандартизации и точности; 2) только математические данные подлежат верификации; 3) математические методы якобы «дисциплинируют» исследователей, заставляя их подкреплять каждый свой шаг объективными (количественными) доказательствами. Однако в гуманитарном знании преобладание количественных методов создаёт опасную иллюзию «квазиточности». Авторы зачастую подкрепляют математическими данными недоказуемые, а то и ошибочные предпосылки.

Большинство исторических примеров находятся в вопиющем противоречии с «индексовыми» моделями международных отношений, где на первое место становится территория и население страны. По их логике побеждать должны были именно побеждённые в реальной истории, а никак не победители. Видимо, материальные ресурсы, измеряемые количественными методами, гораздо менее важны, чем ресурсы нематериальные: дух и менталитет народа, стратегическая культура страны, качество и мировоззрение политических элит. Эти факторы невозможно рассчитать никакими количественными методами, хотя именно они обеспечивали победы одних государств над другими.

Упор на количественные методы в международных исследованиях далеко не так безобиден, как может показаться на первый взгляд. Он приучает не к «интеллектуальной строгости» (как утверждают их сторонники), а создаёт опасную картину механистического превосходства потенциалов. Последнее при этом легко блокируется скрытыми материальными или нематериальными факторами, которые достаточно сложно и даже невозможно учесть количественными методиками. Результат столкновения чаще всего оказывается не в пользу сторонников количественных методик. Последние в идеале должны были бы увести нас в сторону от дискуссий о моральных и этических проблемах политики. А вместо этого они, как никакие  другие,  высвечивают  проблемы морали и этики (то есть изначально субъективных категорий) в международных отношениях.

Понятие «сила» принадлежит к числу краеугольных в науке о международных отношениях. Его используют и при анализе текущих реалий, и для прогнозирования будущего мирового порядка. Вокруг него развернулись бессчётные дискуссии с оригинальными концепциями и подходами, создающие представление об изучении силы в международных отношениях как динамично развивающемся научном направлении. Между тем за внешним благополучием скрывается ряд серьёзных теоретических проблем и пробелов, негативно отражающихся на возможностях прикладного анализа силовых взаимоотношений на мировой арене. В центре внимания статьи находится дискуссия о лицах или измерениях силы – одна из ключевых для зарубежных исследований данной проблематики тем, которая в значительной мере определила современный облик этой субдисциплины. Автор подвергает подробному критическому анализу концепции Р. Даля, П. Бахраха и М.С. Бараца, С. Льюкса и ряда других зарубежных исследователей, рассматривая последствия развернувшихся вокруг них научных обсуждений для теоретического осмысления силы. В результате он приходит к выводу о том, что, вопреки распространённым представлениям, дискуссия о лицах силы не может трактоваться как пример поступательного развития научных представлений в международных отношениях от более примитивных и редукционистских к более нюансированным и методологически совершенным. Увлекшись дискуссией о лицах силы, специалисты ушли от изучения по-настоящему фундаментальных проблем в сторону пусть и важных, но исключительно частных вопросов, поспособствовав тем самым развитию ряда крайне негативных с точки зрения эпистемологии силы тенденций. Первая из них выражается в существенном снижении общего уровня научной рефлексии проблематики силового взаимодействия. Вторая тенденция заключается в постоянном, ничем не ограниченном и методологически не оправданном расширении исследовательского поля за счёт включения в него всё новых форм и видов социальных взаимодействий. Наконец, третья тенденция связана с привнесением в процесс концептуального анализа феномена «силы» нормативного компонента, попытками дать ценностно приемлемое его определение. Ярчайшей иллюстрацией всех этих тенденций может служить концепция «мягкой силы» Дж. Ная, разбору которой посвящена вторая часть статьи. Выходом из сложившейся ситуации, по мнению автора, может стать, с одной стороны, обращение к незаслуженно забытым идеям Р. Даля, а с другой – дополнение их более проработанной методологией изучения социально-экономических детерминант силового взаимодействия на международной арене.

Статья посвящена проблеме поиска причин радикальных массовых форм социального протеста, к которым относятся коллективные действия от массовых акций протеста, сопряжённых со столкновениями с силами правопорядка, до протеста, ведущего к свержению власти и гражданским войнам. Данный вид протеста отличает, с точки зрения автора, качественно иное психологическое состояние протеста, так как протестующие готовы идти на существенный риск жизни и здоровью, потери свободы и собственности при отстаивании своих требований. Автор считает, что проявление такого протеста в самых экономически и политически развитых странах мира (2010– 2011 годы в Англии, 2014 и 2017 годы в США, май 2017 г. во Франции, июль 2017 г. в Гамбурге) наряду с другими аргументами демонстрирует несостоятельность многих выдвигаемых комплексов причин возникновения радикальных массовых форм социального протеста, в частности популярных в последние десятилетия принципов «мальтузианской ловушки» (и различных её вариаций), «кривой Дэвиса» (J-Curve) и «структурно-демографической концепции Джека Голдстоуна». С точки зрения автора, проблемы лежат в области причинно-следственных связей в применении указанных подходов к радикальным массовым формам социального протеста, а также с точки зрения универсальности связи причина–явление. Одним из ключевых является перенос восприятия данных принципов из области экономических в сферу социальной психологии и комплексы психологических причин радикальных массовых форм социального протеста. Автор приходит к выводам, что «мальтузианская ловушка» (и различные её вариации), «кривая Дэвиса» и «структурно-демографическая теория Голдстоуна» не могут рассматриваться в качестве причин возникновения радикальных массовых форм социального протеста и в состоянии выступать лишь как сопутствующие факторы и условия, способные создать питательную среду для появления недовольных, но не осуществить качественный переход между состоянием протеста и его радикальными и массовыми формами.

В статье актуальные проявления тенденции малых народов в Европе к самоопределению рассматриваются на опыте Каталонии, которая на протяжении 2010-х годов демонстрировала активные попытки к обретению независимости от Испании. В то время как подъём национализма в этот период в первую очередь связывают с ростом антииммигрантских, протекционистских и евроскептических настроений, в полиэтнических государствах–членах Европейского Союза он также может приобретать региональное измерение, связанное с усилением центробежных процессов в рамках сложноустроенных стран. В случае Каталонии стремление к обособлению от Мадрида имеет давнюю историю. Борьба представителей региона за политический статус прошла через формирование во второй половине XIX в. движения каталонизма, провозглашение Второй республики, Гражданскую войну и эпоху франкизма. В начале XXI в. стремление к государственному самоопределению Каталонии вновь усилилось, и в каталонском обществе сформировались два взгляда на будущее региона: широкая автономия в составе Испании и полная независимость от Мадрида. Большинство представителей политической элиты Каталонии поддержало второй вариант. При этом оно стремилось легитимизировать свои намерения опорой на прямое народное волеизъявление. Поскольку референдум 2014 г. был запрещён парламентом и Конституционным судом Испании, Женералитат Каталонии провёл макроопрос, не имеющий юридической силы. Следующий этап борьбы был связан с приходом на пост главы автономии Карлеса Пучдемона, который организовал политический референдум 1 октября 2017 года. Несмотря на то что плебисцит был проведён, правительство Испании не признало его легитимность и пошло на политическое подавление сепаратистских тенденций, стремясь при этом оставаться в рамках юридического поля. В отличие от Каталонии, сепаратистские настроения в других регионах Испании не стали до настоящего момента доминирующими. Тем не менее стремление к самоопределению малых наций предстаёт общеевропейским трендом.

На протяжении без малого всего первого двадцатилетия XXI в. США, страны НАТО и создаваемые ими международные коалиции оставались вовлечёнными в ряд асимметричных военнополитических конфликтов. Военная кампания в Афганистане стала самой длительной в истории Соединённых  Штатов. Президент США  Барак  Обама,  перед  тем  как покинуть  пост в 2016 году, сделал ряд громких заявлений об успехе миссии. При этом, на взгляд сторонних наблюдателей, по мере снижения численности иностранного контингента на территории Афганистана военно-политическая обстановка в стране ухудшалась. Результативность и эффективность решений, принятых предыдущим американским руководством на этом направлении, вновь стала предметом острых дискуссий в свете стратегического плана, анонсированного президентом Дональдом Трампом. Его команда предложила отказаться от устанавливавшихся прежде временных ориентиров и сконцентрироваться на достижении результата. Акцент миссии сместился с комплекса мер по поддержанию мира и развития Афганистана на уничтожение террористов. Авторы настоящей статьи предпринимают попытку отойти от дескриптивного метода исследования военно-политических конфликтов и оценить эффективность военной компоненты стратегии США и Международных сил содействия безопасности на территории Афганистана в период президентства Б. Обамы (2009–2016) с использованием теоретико-игровой модели террористических и контртеррористических действий. Результаты регрессионного анализа панельных данных и временных рядов характеристик военно-политической обстановки на территории различных регионов Афганистана, собранных авторским коллективом в рамках ивент-анализа, свидетельствуют о неприменимости разработанных ранее подходов. Вопреки ожиданиям функция террористической активности боевиков напрямую связана с осуществляемыми в стране контртеррористическими действиями, в то время как функция, характеризующая интенсивность контртеррористических действий, не зависит от действий боевиков. В результате в качестве инструмента прогнозирования развития военнополитической обстановки в условиях нелинейного асимметричного конфликта в Афганистане после  2016  г. авторы  предлагают  собственную модель,  описывающую  динамику террористических и контртеррористических действий.

Данная статья посвящена американской политике в области кибербезопасности с 1990-х годов по настоящее время. Статья опирается на конструктивистскую теорию международных отношений и берёт за основу дискурс-анализ киберугроз, отражённых в официальных документах и стратегиях США. Конструирование и артикуляция угроз рассматривается в данном случае в качестве определяющего фактора для дальнейшего формулирования политики в области кибербезопасности. Изменение дискурса позволяет проанализировать эволюцию американского подхода к кибербезопасности – акценты менялись вместе с администрациями президентов, однако фокусирование на инфраструктурно-сетевой составляющей безопасности оставалось неизменным. Однако по мере развития и распространения технологий киберугрозы получили сначала социальное, а затем и политическое измерение. В середине 2000-х годов добавилось международное измерение политики обеспечения кибербезопасности, так как пришло осознание того, что киберпространство глобально, а для безопасного и экономически выгодного использования Интернета необходимо выстроить международную систему кибербезопасности. Дискурс киберугроз в американских документах также претерпел изменения. Расширилась и была детализирована их типология, возросло многообразие потенциально опасных субъектов, на межгосударственном уровне стали открыто называться возможные противники. Статья состоит из трёх разделов. В первом разделе проанализированы подходы США к кибербезопасности в конце 1990-х – начале 2000-х годов, когда защита внутренних компьютерных систем и односторонний характер политики в киберпространстве доминировали в представлениях политического истеблишмента США. Следующий раздел посвящён периоду администрации Б. Обамы, когда на повестку дня выходит международное взаимодействие, а политика в области кибербезопасности начинает осуществляться на принципах мультистейкхолдеризма – участия всех заинтересованных сторон, включая бизнес, для создания безопасного киберпространства. Последние два раздела рассматривают произошедший после президентских выборов 2016 г. парадигмальный сдвиг в американском видении кибербезопасности в сторону информационной безопасности – подходу, активно отстаиваемому на международном уровне Россией. Скандал с использованием персональных данных американских пользователей Facebook для таргетирования предвыборной рекламы и пропаганды может стать триггером для закрепления информационного фокуса кибербезопасности в обновлённой американской политике в этой сфере.

Цель статьи – проанализировать роль информационной повестки дня на фоне обострения российско-американских отношений середины 2010-х годов в свете взаимных обвинений во вмешательстве во внутриполитические процессы. Повсеместное распространение информационных технологий оказало заметное влияние на политические процессы. В первую очередь этот эффект обусловлен активизацией коммуникации между властью и гражданским обществом. Приоритетное значение приобрела проблематика информационной безопасности. Она имеет непосредственное отношение к защите государственного суверенитета, поскольку вмешательство в этот процесс отражается на общественной поддержке политических деятелей на выборах и между ними. Проблематика внешнего вмешательства во внутренние дела рассматривается в контексте политических подходов к регулированию информации. Американский опыт регулирования информационной сферы заслуживает особого внимания, учитывая, что именно в этой стране находился центр информационно-технологической революции. После периода проб и ошибок был предложен и реализован политический подход, гарантирующий индивидам равные возможности в области производства и потребления информации – нейтральность сети. При этом примечательно, что подобный принцип можно экстраполировать и на внешнеполитические действия Соединённых Штатов. Иными словами, препятствия, не позволяющие США свободно распространять информацию в мире, воспринимаются Вашингтоном как угроза. Российский подход основывается на более консервативных правовых традициях. Особенностью отечественной политики выступает секьюритизация не только сохранности инфраструктуры, но и соответствия содержания распространяемой внутри страны информации установленным стандартам. Принятое в России законодательство устанавливает достаточно жёсткие нормы регулирования информационной сферы, включающие запрет на доступ к некоторым интернет-ресурсам, а также широкие полномочия специальных служб в области доступа к конфиденциальным данным. Противоречия между Россией и США в защите государственного суверенитета в информационную эпоху наиболее ярко проявляются в проблеме вмешательства в президентские выборы. Под взаимными обвинениями в такого рода деятельности в России и в Соединённых Штатах понимаются принципиально разные вещи, а действия, которые в Соединённых Штатах считаются правомерными для защиты суверенитета, воспринимаются как угроза в России – и наоборот.

В статье рассматривается современное состояние социально ориентированных инвестиций российского бизнеса за рубежом с целью оценки роли корпоративной социальной ответственности (КСО) в деятельности компаний. В литературе присутствуют различные оценки побудительных мотивов предприятий к принятию на себя социальной ответственности. Подобный плюрализм, так же как и сложности в выявлении долгосрочных последствий социальных инвестиций, затрудняет оценку их эффективности. Тем не менее КСО стала общепринятым стандартом поведения бизнеса, а в ряде случаев и обязательным требованием национальных регуляторов. В отечественной практике это признание менее выражено, чем за рубежом. Российские предприятия менее склонны к реализации проектов КСО, чем западные компании. Вместе с тем схожая тенденция характерна и для иностранного бизнеса, действующего в России. Одновременно при осуществлении выхода на внешние рынки отечественные корпорации принимают международные правила игры. В частности, российские компании, действующие в развивающихся странах, зачастую имитируют практики зарубежных конкурентов, вкладывая средства в создание социальной инфраструктуры в районах своей деятельности, формирование местного кадрового потенциала, а также подтверждение соответствия своей деятельности высоким экологическим стандартам. Проведённый анализ свидетельствует, что мероприятия в области КСО, осуществляемые отечественными компаниями за рубежом, имеют секторальную специфику. Предприятия реального сектора делают акцент на развитии физической инфраструктуры и человеческого капитала, в то время как представители финансового сектора реализуют функцию социальной ответственности через поддержку и кредитование проектов, соответствующих ряду экологических и социальных международных стандартов. В заключение автор выводит ряд рекомендаций отечественному бизнесу относительно принятия КСО при операциях на внешних рынках. Во-первых, в контексте высокой конкуренции со стороны зарубежных игроков КСО должна стать частью системного подхода бизнеса и реализовываться в рамках общей корпоративной стратегии в иностранных государствах. Во-вторых, в целях повышения прямых коммерческих выгод для бизнеса в рамках реализации социально ориентированных проектов представляется необходимым согласовывать социальные и экологические цели с финансовыми. В-третьих, в условиях расширения масштабов  «бережливой»  экономики  и  растущей  экологической ответственности  инвестирование в социально ориентированные проекты должно оставаться приоритетом для корпораций.

В настоящее время мы являемся свидетелями формирования в Европейском Союзе новой архитектуры газового рынка. Настоящая статья рассматривает становление системы мониторинга газового рынка ЕС как один из важных элементов этого процесса. При этом автор ставит целью выявить влияние инструментов формируемой Брюсселем новой энергетической политики на его взаимоотношения с Российской Федерацией как главным поставщиком энергоресурсов. С помощью анализа практических действий игроков и толкования юридических текстов даётся ответ на вопрос: «Как повлияет намерение Европейской комиссии повысить прозрачность газового рынка на отношения с Москвой?»

Представленный в феврале 2016 г. Пакет устойчивой энергетической безопасности как часть рамочной стратегии построения Европейского энергетического союза ставит задачу повышения прозрачности рынка. Обеспечение транспарентности отношений поставщиков и потребителей энергии – одно из приоритетных направлений работы Европейской комиссии по повышению сплочённости в рамках интеграционного объединения. В работе проведён разбор Регламента РЕМИТ и Исполнительного регламента Комиссии РЕМИТ как основных правоустанавливающих документов, используемых Брюсселем для реализации его целей. Кроме того, в ней оценивается роль агентства АЦЭР (ACER), содействующего обмену информацией. Наконец, в статье объясняется специфика долгосрочных контрактов на поставку природного газа, а также оптовых энергетических рынков и продуктов, которые охватывает регулирование ЕС. Автор рассматривает релевантные для объяснения данной проблематики документы и экспертные оценки. На основе проведённого анализа он делает вывод, что мониторинг рынка газа и обеспечение большей прозрачности не повлияют негативно на отношения Евросоюза и России в долгосрочной перспективе, с учётом сохраняющегося высокого уровня взаимозависимости. Автор на основе экспертных мнений приходит к выводу, что в краткосрочной перспективе «Газпрому» удалось адаптироваться к новым рыночным условиям (спот вместо долгосрочных контрактов) и не потерять долю на газовом рынке ЕС. Более того, в долгосрочной перспективе Россия может и повысить свою роль на нём из-за растущего спроса на газ в ЕС. Вместе с тем Брюсселю удалось реализовать намерения по повышению прозрачности рынка, что может привести к укреплению энергетической безопасности объединения.

Интервью с М. Мастандуно.

В статье рассматриваются основы междисциплинарной культуроцентричной методологии. Выделяются ключевые для данной методологии понятия «культура», «ценность» и «практика» и анализируется их соотношение и взаимосвязанность. Перспективы основанной на них методологии оцениваются с точки зрения её использования в исследованиях национальных культур, науки как культуры особого рода, дипломатического сообщества, которое также может рассматриваться как носитель своеобразной культуры. Оценивается соотношение понятий «культура» и «практика», с одной стороны, и «парадигма», в изначальном куновском понимании – с другой, обосновывается возможность использования последнего за пределами исследований научной деятельности. На предмет расширения поля применения анализируются методологии исследователей, представляющих постпозитивистскую философию науки, – И. Лакатоса, П. Фейерабенда, социологию науки – Н. Гильберта, М. Малкея, социальную психологию науки – А. Митрофа. Три последних автора рассматриваются как пример преодоления проблемы внутренней противоречивости культур. Метод Гильберта и Малкея заключался в разведении в зависимости от контекста применения дискурсивных практик, формирующих различные репертуары. Метод Митрофа – в использовании психоаналитического представления об амбивалентности личности, позволяющего предположить, что каждой принимаемой индивидом норме соответствует противоположная норма, которая позволяет гибко выстраивать поведение в зависимости от ситуации. При этом особенности той или иной культуры заключаются именно в формах, в которых зафиксированы данные нормы и которые позволяют использовать их, несмотря на противоречия, или же, наоборот, делают невозможным такое использование в отношении какой-либо нормы. В статье делается акцент на том, что данные подходы, выработанные преимущественно в пределах философии, социологии и психологии науки, могут быть успешно использованы в исследовании культур других сообществ. В качестве примера возможной сферы приложения этой методологии приводится дипломатическое сообщество, которое с позиций куновской теории может рассматриваться как сообщество «переводчиков», осуществляющих коммуникацию между несоизмеримыми мировоззрениями, для чего необходимо формирование новой «парадигмы».

Рецензия на книгу: Smith, T.W. Human Rights and War through Civilian Eyes. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2017. 262 р.

Смит Т.У. Права человека и война глазами граждан. Филадельфия: Издательство Пенсильванского университета, 2017. 262 с.