Взрывоопасный потенциал палестино-израильского конфликта, оттеснённого за круг приоритетов региональной повестки дня новыми вызовами, достаточен для резкой эскалации захлестнувшей Ближний Восток конфликтной динамики. Усилия по палестино-израильскому урегулированию немыслимы без подключения глобальных политических тяжеловесов и региональных игроков. Однако основным условием достижения договорённостей является готовность к взаимным компромиссам самих сторон конфликта, которые своими действиями могут как создавать предпосылки для диалога, так и блокировать возможности взаимопонимания на многие годы вперёд. Для правильной оценки ситуации, сложившейся в мирном процессе, и перспектив её развития важны уроки реализации такого не столь удалённого от нас во времени плана урегулирования, как Дорожная карта. Это – единственный мирный план, который, пусть и с оговорками со стороны израильтян, был принят обеими сторонами конфликта и фиксировал создание палестинского государства в качестве одной из целей окончательного урегулирования. В статье дана оценка политического «багажа», с которым стороны конфликта пришли к принятию Дорожной карты, проанализированы их действия по реализации данного плана. Рассмотрены внутриполитические процессы, оказавшие на них влияние. Проведённое исследование позволило выявить итоги периода актуальности Дорожной карты, которые продолжают влиять на позиции конфликтующих сторон: крах поэтапного подхода к урегулированию; различное видение будущего палестинского государства, создание которого окончательно вошло в повестку переговоров; закрепление политики односторонних мер и создание предпосылок для превращения такой политики в доминирующую линию поведения. Отмечено самовоспроизводство политики односторонних мер на новом уровне.

Окончание «холодной войны» способствовало широкому распространению тезиса о стремительном устаревании военной силы как средства достижения государствами своих целей в условиях «глобального либерального порядка, основанного на правилах и институтах».  Действительно, число прямых вооружённых столкновений между государствами (межгосударственных войн) всё это время остаётся на аномально низком уровне на фоне продолжающихся внутригосударственных вооружённых конфликтов в проблемных регионах. Однако за этот же период времени мировые военные расходы выросли более чем на 45%, и  в  арсеналах  многих  государств  появились более совершенные вооружения и военная техника. Всё это свидетельствует о том, что в современном мире военная мощь по-прежнему принимается в расчёт, используется как средство достижения целей и оказывает влияние на поведение государств, даже не будучи применённой или при минимальном уровне насилия. В статье предложены и протестированы две гипотезы, которые могут объяснить причины, вынуждающие государства инвестировать ограниченные ресурсы в средства вооружённой борьбы, которые, возможно, никогда не будут применены. Во-первых, наличная военная сила (мощь) государств позволяет определить, в  какой  мере  и какие государства полагаются или не полагаются на эту составляющую национального потенциала влияния в мире (то есть для кого военная мощь не устарела). Во-вторых, странам, для которых военная сила не устарела, свойственны в целом схожие конфигурации  компонентов военной мощи (то есть эволюция военной мощи таких государств может происходить сходным образом). Для тестирования предложенных гипотез на данных по 98 странам мира на двух моментах времени (2005 и 2015/2016 гг.) использованы количественные методы. Проведённый кластерный анализ в целом подтверждает выдвинутые гипотезы. Так, сравнение кластеров по состоянию на 2005 и 2015/2016 гг. указывает на то, что государства, находящиеся в сходных внешних условиях (например, постоянное внешнее давление, соперничество с соседями и т.п.), наращивают (или утрачивают) сходные компоненты военной мощи

В статье раскрывается сущность геоисторической парадигмы исследования истории международных отношений сквозь призму контроля над пространством: возникновения и совершенствования его способов и средств или, иными словами, в контексте процессов захвата, раздела и освоения земли. В рамках геоистории развитие человеческой цивилизации предстаёт как история конкретных пространственных порядков, номосов, смена которых происходит через геополитические революции. Геоисторическая парадигма базируется на признании первичности пространства для судьбы государства как территориального политического общества, отличного от предшествовавших ему кровнородственных объединений, а значит – и для научного исследования международных отношений как отношений прежде всего межгосударственных. На этом основана специфическая «геометодология», основополагающий тезис которой состоит в том, что пространство предопределяет главные проявления человеческой деятельности, а изменения и развитие характера этой деятельности обусловлены совершенствованием способов освоения и контроля пространства.

Основоположником геоистории является Хэлфорд Маккиндер, в докладе которого «Географическая ось истории» (1904) была сформулирована первая глобальная, универсальная геоисторическая концепция, описывающая логику мирового исторического процесса на основе геометодологии. Важнейшим её элементом стало выделение трёх геоисторических эпох в развитии человечества – доколумбовой, колумбовой  и  постколумбовой.  Следом  за  ним,  в  середине ХХ века, классик германской геополитики Карл Шмитт конкретизировал смысл и направленность геоистории, убедительно  показав, что история  человеческой цивилизации  начинается с захвата и раздела земли и представляет собой историю конкретных пространственных порядков, номосов, ибо всегда люди захватывали, делили и обрабатывали землю.

В развитие этих положений в статье показано, что в рамках геоистории сменяют друг друга различные господствующие способы освоения и контроля пространства. Важнейшими «точками бифуркации» мирового цивилизационного процесса являются геополитические революции, обусловленные противоречиями между способами захвата и раздела земли и проявляющиеся в переходе от одного пространственного политического порядка к другому. Описываются основные геоисторические этапы закономерности истории международных отношений, на основе которых делается вывод, что в настоящее время мир стоит на пороге фундаментальных трансформаций миропорядка, которые связаны с открытием и освоением космоса и, вероятнее всего, будут сопоставимы с революционными трансформациями XVI–XVII веков, вызванными открытием и освоением Мирового океана.

После мирового финансово-экономического кризиса 2008–2009 гг. и особенно с приходом к власти в 2013 г. пятого поколения руководителей Пекин взял курс на расширение ответственности как великой державы, наращивание своего лидерского потенциала на мировой арене и формирование китаецентричного мира. Не претендуя на доминирование, диктат или навязывание своих норм и ценностей другим странам, КНР между тем предлагает новые инициативы, концепции и идеи, создаёт глобальные общественные блага (такие как Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, инициатива «Пояс и путь», Новый банк развития БРИКС, сообщество единой судьбы человечества), способствующие формированию такой международной системы, в которой направляющую и регулирующую роль будет играть Китай. Не имея опыта в осуществлении лидерских функций, Пекин с большой осторожностью принимает на себя бремя ответственности великой державы, изучая и заимствуя опыт ведущих стран мира в глобальном управлении и беря обязательства в той мере, в какой он способен исходя из текущих возможностей. В статье прослеживается пройденный Китаем путь в понимании своей ответственности перед мировым сообществом и выделяются соответствующие исторические этапы. Отмечаются существующие между КНР и западными странами различия в понимании международной ответственности. Фиксируется возрастающая интенсивность обращений США и их союзников к вопросу об обязательствах Пекина в вопросах мирорегулирования по мере усиления комплексной национальной мощи Китая. На основе анализа китайских официальных документов и выступлений высокопоставленных представителей, а также деятельности страны на мировой арене в статье выделяются изменения в её подходах к международной ответственности и своей роли в международной системе. В статье прогнозируется дальнейшее наращивание Пекином ответственности великой державы по таким направлениям, как стимулирование изменений в существующей международной финансово-экономической системе, расширение роли Китая в глобальном управлении, укрепление центральной роли ООН в деле обеспечения безопасности, а также создание пояса безопасности и развития в ближнем окружении КНР.

Современная мировая политика характеризуется обострением глобальных вызовов на фоне блокировки многосторонних механизмов решения международных проблем и деградации системы политико-правового регулирования. Подобное положение в значительной степени обусловлено переходом к новому этапу мирового развития, который не получил ещё адекватной концептуализации в экспертных оценках. Тем не менее ясно прослеживается разрыв с предыдущим 70-летним периодом в эволюции глобальной системы, который сам по себе был не гомогенен. При всей неопределённости современной обстановки одной из характерных черт наблюдаемого транзита выступает актуализация цивилизационно-культурной составляющей в международных взаимодействиях. На протяжении длительного времени влияние культурных различий на глобальные процессы оставалось скрытым логикой биполярной конфронтации и межгосударственного соперничества. В 1990-х годах его осознание вылилось в формулирование упрощенческой концепции «столкновения цивилизаций». Наблюдавшиеся в последующее десятилетие свидетельства в её поддержку заслонили необходимость в глубоком осмыслении реального содержания культурных кодов отдельных общностей. Между тем без его понимания реакция на возникающие социально-экономические, гуманитарные и политические вызовы приводит к последствиям, далёким от ожидаемых. В частности, без осмысления цивилизационно-культурных особенностей России невозможно анализировать её место в международной системе и логику её внешнеполитического поведения. При этом выявление специфики национального возможно только на основе сопоставления с общим, глобальным. В частности, западные аналитики нередко приписывают России в качестве её характерных черт особенности поведения, разделяемые всеми крупными державами (в том числе готовность использовать силу для отстаивания собственных интересов). При этом мифы о России подпитываются поверхностным взглядом на неё, базирующимся на распространённой на Западе априорной теории. Последняя игнорирует роль мотивов национального выживания в российской истории и политике. Вместе с тем для России характерно представление о собственной миссии, которая связывается со стремлением к установлению порядка, основанного на справедливости, в международном окружении.

Опубликованная в 2016 г. Глобальная стратегия Европейского Cоюза (ЕС) зафиксировала в его внешней деятельности концепцию стрессоустойчивости (resilience). Цель статьи– выявить взаимосвязь новой категории с понятиями гражданской (мягкой) и нормативной силы, ключевыми концепциями внешней политики ЕС прежних лет. Сравнение проводится по трём аспектам: исторический контекст появления и использования, роль ценностей и интересов, а также соотнесение внутренних и внешних для ЕС процессов в артикуляции и реализации концепций. Концепции гражданской и нормативной силы возникли как осмысление опыта деятельности Европейского экономического сообщества / ЕС на пике их развития и использовались главным образом в научных публикациях. ЕС заимствовал категорию стрессоустойчивости в кризисный период из международной практики, но подверг эту концепцию существенной перекодировке. В интерпретации ЕС эта категория призвана примирить ценностное измерение, сформулированное в прошлом, и прагматические интересы сегодняшнего дня. Более конкретно: связующим звеном становятся «прагматизм, основанный на принципах» и определение ценностей как интересов. Существенное внимание уделяется  угрозам.  Трансформируются  и  инструменты  распространения  ценностей: на партнёров Брюсселя возлагается бóльшая ответственность, процесс технократизируется, приоритет отдаётся диалогу интеграционного объединения с гражданским обществом третьих стран. В этой связи авторы предлагают определить стрессоустойчивость в риторике и практике ЕС как обороняющуюся нормативную силу. Наконец, она, как и концепции гражданской силы и нормативной силы, используется как точка сборки внутренних процессов в ЕС и его внешней деятельности. В то же время стрессоустойчивость контекстуальна. Процесс распространения норм односторонен, включение партнёров в нормативное ядро не планируется. ЕС предполагает для них трансформацию, но для себя – стабилизацию, сохранение уже достигнутого, а не дальнейшее переосмысление норм. Описанная трактовка стрессоустойчивости противоречит логике нормативной силы, но позволяет сравнить стрессоустойчивость с гражданской (мягкой) силой.

В течение последних нескольких лет официальные представители Москвы нередко обвиняли Запад в ведении информационной войны против России. В данной статье предпринимается попытка рассмотреть данный вопрос, применив концепцию антибрендинга. Под ней в рамках настоящей работы понимается продуманная кампания, намеренно проводимая государственной организацией с целью дискредитации международного имиджа соперника и приводящая к сокращению возможностей соответствующей страны проецировать «мягкую силу». В стремлении разобраться, действительно ли в отношении России проводилась такого рода операция, настоящее исследование прибегло к анализу конкретного кейса – Олимпийские игры 2014 г. в Сочи. В частности, поставлены конкретные вопросы, а именно: были ли западные СМИ неоправданно критичными при освещении Игр в Сочи и имеются ли свидетельства дирижирования этим «оркестром» на государственном уровне. Ответы на эти вопросы получены посредством комплексного анализа содержания материалов СМИ США и публичных заявлений американских официальных лиц. Таким образом, данная статья является своего рода предварительным испытанием новой интеллектуальной модели анализа медиа, в рассматриваемом случае – применительно к России.

Энергетическое сотрудничество России и Европейского Союза испытывает серьёзное влияние международно-правовых проблем, возникающих вследствие осложнения политических отношений в условиях санкций ЕС и ответных ограничительных мер России. Указанные факторы, а также неразрешённость таких вопросов, как возможное распространение на проект «Северный поток-2» норм «Третьего энергетического пакета» ЕС (ТЭП), отсутствие определённости в правовом оформлении окончательного маршрута европейской части «Турецкого потока», предстоящие согласования китайского направления энергетического сотрудничества (проект «Сила Сибири»), обусловливают актуальность проблем, связанных с приостановлением реализации проекта «Южный поток». Их детальный анализ и предложен автором настоящей статьи. Выдвигается тезис о том, что основными причинами отказа государств от продолжения реализации проекта стали проблемы, связанные с принятием и вступлением в силу ТЭП (в частности, его соответствие принципам и нормам ВТО; соотношение с двусторонними межправительственными соглашениями, оформляющими сотрудничество в сфере строительства «Южного потока»), а также проблемы, относящиеся к применению положений ТЭП к «Южному потоку» (включая невозможность для ПАО «Газпром» беспрепятственной деятельности по реализации проекта вследствие положений директив ЕС, касающихся имущественного разделения операторов газотранспортных систем, а также проблем правовой квалификации строящегося газопровода с целью определения применимых к нему норм ТЭП). Автором отдельно рассматриваются правовые последствия прекращения строительства газопроводной системы для субъектов частного права, а именно: вопросы взыскания убытков, понесённых в результате прекращения контрактов на поставки товаров, работ, услуг, которые стали основанием для предъявления исков в международные арбитражи. На примере спора между дочерней структурой ПАО «Газпром» South Stream Transport B.V. и итальянской компанией Saipem автор делает вывод о том, что арбитражное решение должно не только основываться на анализе конкретных формулировок контрактов между сторонами, но и принимать во внимание обстоятельства, которые могут служить основанием для освобождения или уменьшения договорной ответственности (например, согласие государств– членов ЕС с проектом «Южный поток», действия государств по реализации проекта, принятие актов, препятствующих продолжению его реализации). В заключение отмечается, что разрешение проблем энергетического сотрудничества России и ЕС возможно только посредством конструктивного диалога при неукоснительном соблюдении норм международного права при реализации иных проектов газотранспортных систем.

В статье рассматривается концепция «мягкой силы» Дж. Ная в приложении к такому типу негосударственных субъектов, как диаспоры. В трудах самого Ная содержались теоретические предпосылки для проведения такого анализа. Исследователь концептуализировал основные особенности «мягкой силы» на контрасте с прямым принуждением, основанным на военных и экономических ресурсах. Существуют ограничения и стимулы для проецирования диаспорами «мягкой силы». Замкнутость таких сообществ сокращает возможности использования внешней конъюнктуры. Напротив, отсутствие глобального регулирования проблем миграции и недостаточная гибкость государств предоставляют диаспорам определённые преимущества. Основные направления осуществления «мягкого могущества» – воздействие на повестку дня и формирование желаемого дискурса. К формам непрямого влияния диаспор, действующим через каналы дискурса, следует отнести использование доминирующих в обществе идеологии в конкретных целях, акцентирование отдельных особенностей сообщества и создание позитивных стереотипов у общества страны-реципиента. К формам воздействия на повестку дня можно причислить участие в выработке общих принципов, предоставление информации и мониторинг ситуации. Указанные формы непрямого воздействия могут увеличить влияние диаспор, хотя всё зависит не только от процессов внутри сообществ, но и от действий других участников мировой политики.

В данной статье анализируется паттерн дружественности-враждебности стран Центральной Азии (Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана) с применением  контент-анализа. Паттерн дружественности-враждебности используется в теории регионального комплекса безопасности Б. Бузана при анализе идейных аспектов и определяет, какую роль (враг/соперник/друг) принимают на себя государства и какой паттерн межгосударственных взаимоотношений формируется в регионе: конфликтная формация (враг), режим безопасности (соперник) или сообщество безопасности (друг) соответственно. Паттерны дружественности-враждебности далее подразделяются согласно методологии К. Осканиана на шесть категорий: 1) конфликтные формации (ревизионистские и статус-кво), 2) режимы безопасности (слабые и сильные), 3) сообщества безопасности (свободные и тесно связанные). Цель данной статьи заключается в позиционировании центральноазиатского субкомплекса в спектре этих шести категорий паттерна дружественности и враждебности.

Первая часть данной статьи посвящена определению аналитических и методологических подходов к исследованию центральноазиатского регионального субкомплекса, который входит в состав однополярного регионального комплекса безопасности, центрированного вокруг России. Вторая часть статьи посвящена анализу паттерна дружественности-враждебности стран центральноазиатского регионального субкомплекса посредством контент-анализа 30 455 новостных статей опубликованных в средствах массовой информации стран Центральной Азии за последние 10 лет (с января 2007 по  декабрь  2016  года).  Новостные  статьи  анализируются  согласно  схеме,  предложенной К. Боришполец. На уровне анализа «A» новостные статьи разбиты на статьи, посвящённые: 1) межгосударственным, 2) межрегиональным и 3) внутригосударственным вопросам. На уровне анализа «B» статьи, посвящённые межгосударственным вопросам, далее разбиты на статьи, обсуждающие вопросы: 1) интеграции, 2) энергетики, 3) границ и территорий, 4) наркотиков и преступлений, 5) исламского радикализма и 6) миграции. На уровне анализа «С» рассмотрены особенности паттерна дружественности и враждебности по каждому из вышеперечисленных вопросов и на основе результатов в заключение сделан вывод о том, что в центральноазиатском региональном субкомплексе формируется конкурирующая культура безопасности по Локку, которая может быть определена как расположенная в пределах от «слабого» до «сильного» режима безопасности.

Современный политико-экономический ландшафт характеризуется изменением соотношения сил между центрами влияния, появлением и активизацией новых типов взаимодействия, возрастанием роли внешних факторов. Примерно в течение двадцати лет после окончания «холодной войны» в мировой системе доминировали США, имевшие технологическое, экономическое, финансовое, военное и политическое превосходство. Глобальный кризис 2008–2009 гг. ускорил формирование ситуации, характеризующейся новым балансом различных сил, складывающимся под влиянием взаимодействия и противостояния США и Китая, а также роста влияния других игроков. Политико-экономическая карта мира также претерпевает зримые деформации как результат складывания трансрегиональных метагруппировок и интеграционных процессов. Возрастание политико-экономического влияния Китая станет очевидным вследствие реализации инициативы «Пояс и путь». В условиях глобализации и технологической революции возрастает значение крупнейших международных компаний как субъектов глобальных экономических и политических отношений. Политико-экономические интересы России и оказываемое на неё санкционное давление требуют изменения текущей экономической политики и выработки новой стратегии стабильного роста как на уровне государства, так и на уровне крупнейших отечественных компаний.

Интервью с Дэниэлом Дрезнером.

На протяжении последних десятилетий российское внешнеполитическое ведомство остаётся эффективным инструментом обеспечения национальных интересов. В то же время в условиях, когда против Москвы применяется полный набор средств давления во всех сферах, классического инструментария дипломатии недостаточно. Сегодня в большинстве западных стран проводится целенаправленная работа по созданию и пропагандированию искажённого, негативного образа России. На этом фоне значение деятельности по информационному сопровождению российской внешней политики возрастает. Целью статьи стало выдвижение в дискуссионном ключе ряда направлений возможной адаптации государственной политики по формированию правдивых и реалистичных представлений о России на международной арене. Автор оценивает эволюцию подходов российского руководства к проблематике информационного сопровождения внешней политики на продолжительном временном горизонте. Этот обзор позволяет охарактеризовать опыт Российской империи как весьма ограниченный, а Советского Союза как противоречивый. В 1990-х годах целенаправленная работа по выстраиванию на международной арене образа России не проводилась, но с середины 2000-х годов эта деятельность получила существенный импульс к развитию. В результате был создан широкий круг инструментов, обеспечивающих гуманитарное взаимодействие и широкое информационное взаимодействие с иностранными аудиториями. Автор указывает на потребность в лучшей координации различных институтов, вовлечённых в формирование образа России. При этом для отражения степени приоритетности этой работы координирующие органы должны иметь выход на самый высокий политический уровень. Кроме того, в материале подчёркивается чрезмерно реактивный и оборонительный характер российской деятельности в международном информационном пространстве. В этой связи обосновывается необходимость более наступательного подхода, основанного на предложении альтернативного по отношению к западному мейнстриму мировидения. Наконец, автор подчёркивает потребность в обеспечении информационной деятельности кадровым потенциалом, способным в полной мере задействовать весь спектр современных коммуникационных возможностей. Отдельный раздел статьи посвящён работе с молодёжью как социальной группой, которая может сыграть ключевую роль в обеспечении формирования реалистичных, а не искажённых представлений о России на международной арене.

Рецензия на книгу: Россия и Соединённые Штаты в меняющемся мировом порядке / Под. ред. А. Торкунова, Н.С. Нунан, Т.В. Шаклеиной. Москва: МГИМО-Университет, 2018. – 414 с.

Рецензия на книгу: Дрезнер Д. Индустрия идей: как пессимисты, политиканы и плутократы трансформировали рынок идей. Оксфорд юнивёрсити пресс, 2017. 360 с.

В статье раскрываются основные направления развития международных финансово-экономических отношений стран–участниц БРИКС и ЕАЭС на основе расширения использования национальных валют и обосновывается необходимость поддержки субъектов экономики государственными институтами этих стран. Совместная работа международных экспертов способствует реализации экономических проектов и программ, представляющих взаимный интерес, и укрепляет тенденцию формирования многополярного мира. Проведён анализ проблем развития сотрудничества стран–участниц БРИКС и ЕАЭС в валютно-финансовой сфере и показано, что основными причинами, сдерживающими расширение использования национальных валют, являются: жёсткое валютное регулирование со стороны государства; редкое использование субъектами экономики аккредитивов и гарантий, что повышает финансовые риски их операций; значительные транзакционные издержки; асимметричные меры валютного регулирования, отягощающие реализацию взаимных интересов стран–участниц БРИКС и ЕАЭС. Расширение использования национальных валют в международных отношениях предполагает учёт всего комплекса политических, экономических и социальных факторов, способствующих реализации национальными валютами стран–участниц БРИКС и ЕАЭС основных функций мировых денег. Анализ влияния негативных внешних факторов для развития российской экономики (нестабильность мировых финансовых рынков, экономические санкции, волатильность мировых цен на сырьевые ресурсы) позволил авторам обосновать необходимость совершенствования макроэкономического регулирования в целях активизации инвестиционной деятельности, процессов импортозамещения и ускоренного развития финансового рынка в странах–участницах БРИКС и ЕАЭС. Решение поставленных задач предопределило необходимость скорректировать принципы национальной денежно-кредитной политики. В статье анализируется дискуссия о введении единой валюты в странах–участницах БРИКС и ЕАЭС в её классическом виде и представлена позиция авторов относительно целесообразности расширения использования национальных валют в обеспечении экономического сотрудничества. Задачей монетарных властей, ответственных за реализацию денежно-кредитной политики стран–участниц БРИКС и ЕАЭС в этих условиях, является сдерживание инфляционного давления, гармонизация регулирования финансовых рынков и поддержка платёжеспособных банковских систем, являющихся основой международного сотрудничества.