Статья посвящена анализу концепции «экономика знаний», сложившейся в 1990-х годах как идейное оформление глобального экономического режима. Авторы исследуют составляющие этой концепции и саму попытку их объединения в комплекс экономики знаний, позиционируемый как внутренне последовательный подход к экономической политике, через анализ теоретических высказываний как целенаправленных дискурсивных действий. Поскольку речь идёт об использовании концепта как политического инструмента, авторы также обращаются к наработкам международной политической экономии. В качестве основных аспектов «экономики знаний» в статье выделяются новая теория роста, информационное общество, национальные инновационные системы и человеческий капитал. Каждая из них развивалась в собственном контексте, и обоснованность их положений была связана с обстоятельствами изначального применения. Попытка же объединить данные концепты под общей рамкой в принципиально новой ситуации глобальной экономики 2000–2010-х годов осложнена явной привязкой этих идей к исходному контексту их создания. Несмотря на такого рода уязвимости, концепцию «экономики знаний» следует признать политически успешной. Ко второй половине 2000-х организациям, занятым продвижением этого концепта, главное место среди которых занимала ОЭСР, удалось превратить ее в общепринятое в глобализующемся мире обозначение некоторого желанного состояния экономики. Представленная в политэкономии теория режимов роста показывает, что причиной этой устойчивости могло быть то обстоятельство, что в концепции «экономики знаний» прямо отражались интересы ключевых для периода 1990–2010-х годов социально-экономических групп в США: финансового капитала, новых высокотехнологичных корпораций, национальной и международной бюрократии. Причиной устойчивого присутствия «экономики знаний» в политической сфере целесообразно полагать способность идеи предоставить описательную рамку реальной динамике глобальной экономики. Эта динамика характеризуется как формирование транснациональной трехуровневой структуры – предприятий, оперирующих нематериальными активами, предприятий с высоким уровнем реального капитала и предприятий с упором на эксплуатацию труда.

Статья посвящена анализу стратегий стран Центральной Азии в условиях растущего международного интереса к запасам редкоземельных металлов (РЗМ). Актуальность темы определяется обострением глобальной конкуренции за доступ к критически важным минеральным ресурсам на фоне монопольного положения Китая на рынке РЗМ и усилий США и Евросоюза по диверсификации источников поставок. В то время как Пекин сохраняет контроль над объёмами добычи РЗМ, увеличивая квоты на их производство, государства-члены ЕС стремятся сократить зависимость от китайских поставок, инвестируя в разработку альтернативных месторождений, в том числе в Центральной Азии. Цель исследования – выявить особенности внешнеэкономических стратегий Казахстана, Киргизии, Таджикистана и Узбекистана, а также оценить субъектность этих стран в условиях конкуренции между ведущими мировыми игроками на рынке РЗМ. Научная новизна заключается в определении и классификации основных стратегий стран Центральной Азии в отношении развития отрасли добычи и переработки РЗМ. Авторы обозначили указанные стратегии: «Равновесие между центрами силы» – Казахстан, Узбекистан; «Открытая шахта для инвесторов» – Киргизия; «Развитие в рамках региона» – Таджикистан. Различие рассмотренных стратегий указывает на отсутствие согласованной региональной политики этих стран в отношении критически важных природных ископаемых. К тому же на современном этапе формируются предпосылки для развития конкуренции и столкновения интересов крупных игроков в регионе за ключевые ресурсы. При этом могут использоваться различные механизмы: внедрение ограничивающих условий («зеленый переход», устойчивое развитие) в соглашения, манипуляции с квотами на добычу, политическое давление. При отсутствии координации между странами Центральной Азии, а также участия региональных интеграционных проектов, усиливается сырьевая зависимость и возрастает риск политико-экономической уязвимости региона.

В статье рассматривается роль стратегической культуры в формировании политики малых государств в области безопасности на примере Финляндии. Логика и движущие силы финской внешней и оборонной политики на протяжении более трёх десятилетий после окончания «холодной войны» оставались неизменными. В их основе лежит концепция республиканского реализма, в рамках которой Финляндия стремится не допустить доминирования какой-либо державы в системе безопасности в Скандинавско-Балтийском регионе и в Европе в целом. Наблюдаемые метаморфозы – от нейтралитета до членства в военном альянсе – представляют собой процесс адаптации к меняющейся ситуации в области глобальной и региональной безопасности и отражают восприятие угроз руководством страны. Эволюцию политики Финляндии определяло соотношение между двумя стратегическими субкультурами – «отношения с Россией» и «интеграция в сообщество западных государств». Можно условно выделить этапы «европеизации» (1990-е – конец 2010-х годов) и «евроатлантизации» (конец 2010-х – 2020-е годы). В евроатлантический период между двумя стратегическими субкультурами прослеживается корреляция: чем больше Финляндия воспринимала политику России как потенциальную угрозу, тем больше она тяготела к крупным западным державам и их институтам. Переход от европеизации к евроатлантизации был вызван разочарованием Финляндии в способности ЕС выступать гарантом её безопасности на фоне общей деградации системы европейской безопасности. На протяжении всего рассматриваемого периода страна делала упор на мощную систему национальной обороны. Случай Финляндии показывает определяющее значение стратегической культуры в формировании политики малых государств в области безопасности, несмотря на их ограниченные ресурсы и пространство для манёвра. Концепт стратегической культуры представляет собой продуктивную эпистемологическую альтернативу неореалистскому подходу при анализе поведенческих моделей малых государств за счет раскрытия институционально-идентитарных оснований их примыкания к крупным государствам и альянсам с целью обеспечения собственной безопасности.

Новые тенденции во внешней политике США дают основание обратиться к вопросу о роли европейских государств в процессе формирования милитаризующейся линии разграничения от Скандинавии до Чёрного моря. С февраля 2022 г. военно-политические процессы в Юго-Восточной Европе характеризуются умеренным сближением Франции и Италии, что можно рассматривать как следствие положений заключённого в 2021 г. Квиринальского договора. Анализ тенденций военного строительства и сопутствующих политических факторов позволяет определить ряд потенциально значимых издержек, способных затормозить координацию между европейскими поставщиками безопасности. К таковым можно отнести стремление европейских государств придерживаться умеренных темпов расширения сухопутных сил, проблемы организационно-штатной структуры боевых групп НАТО передового присутствия в Болгарии и Румынии, различное понимание внешнеполитических приоритетов Франции и Италии в зоне Большого Средиземноморья. Возникновение в марте 2025 г. так называемой коалиции желающих по инициативе Парижа и Лондона следует понимать не только как реакцию на открытие переговорного процесса между Вашингтоном и Москвой, но и как декларативное начало нового этапа милитаризации линии разграничения, в котором военно-политическая инициатива в большей степени будет принадлежать европейским членам НАТО. Углубление же взаимодействия между союзниками ставит вопрос о развитии многосторонних координационных форматов применительно к многонациональным боевым группам в Болгарии, Румынии, Словакии и Венгрии, возникшим в марте 2022 г. Можно выделить по меньшей мере четыре сценария развития многосторонних форматов, подразумевающих увеличение роли Испании, Турции, Великобритании или региональных государств, каждый из которых подразумевает индивидуальную расстановку акцентов в смысле оперативных взаимодействий, военного строительства и параметров задействования региональной военной логистики.

В статье исследуются юридические и политические аспекты образа «зелёного будущего» человечества, на который должен быть ориентирован международный режим защиты климата. В первой части статьи дана систематизация выводов, сделанных Международным судом ООН в консультативном заключении 2025 г. о международно-правовых климатических обязательствах государств. Во второй части на основе анализа решений конференций Рамочной конвенции ООН об изменении климата и докладов Межправительственной группы экспертов по изменению климата раскрывается текущий статус международно-правового режима защиты климата. Сделан вывод о том, что за последние пять лет в мире произошло реформирование международного режима защиты климата по сценарию «зелёной энергетической революции», который предполагает ускоренный переход от ископаемого топлива к возобновляемым источникам энергии. В результате такого реформирования на глобальном межправительственном уровне был закреплён тезис о климатической неприемлемости всех видов ископаемого топлива, что было подтверждено Международным судом ООН, отразивший в своем заключении формирующуюся презумпцию противозаконности деятельности в области финансирования, разведки, разработки и потребления углеводородного сырья. В третьей части статьи предложена модель комплексной интегрированной оценки устойчивости и безопасности «зелёного перехода», в рамках которой проанализированы риски и вызовы сценария «зелёной энергетической революции» и изучены возможные альтернативные сценарии.